|
|
| Журнал "Бизнес-Успех", № 5, 2008 г.
Полина Санаева
Война и мир романа «Ахульго»
Проведите
эксперимент: поспрашивайте окружающих, когда была битва на Ахульго?
Хотя бы год попробуйте выяснить… Если респондент знает дату, то
спросите кто и за что там воевал? Сколько людей погибло? Ответы «много»
и «за свободу» - не в счет. Слишком общие, хотя и верные… Ну, так вот,
если у вас нет знакомых докторов исторических наук, то вряд ли вы
получите вразумительный ответ.
Выдуманный социологами
«среднестатистический» человек, в данном случае дагестанец, родную
дагестанскую историю знает гораздо хуже мировой. Самый распоследний
двоечник помнит, что Куликовская битва была в 1380, штурм Бастилии в
1789 году, а крепостное право отменили в 1861-ом. Но далеко не
общеизвестны подробности длительного, беспрецедентного во многих
отношениях сражения, сыгравшего в истории Дагестана не меньшую роль,
чем Бородинское сражение в истории России. Еще меньше мы помним о
победе дагестанцев над армией Надир-шаха. Грустно.
Писатель Шапи
КАЗИЕВ убежден, что возвращать историческую память можно и нужно не
только с помощью учебников истории, но и при посредстве художественной
литературы. С помощью книги, которую читают не потому, что есть такое
слово «надо», а потому, что интересно, увлекательно, невозможно
оторваться, в конце концов. «Художественное осмысление даст толчок к
осмыслению общественному», - уверен писатель.
Казиев знает, о чем
говорит. Потому, что говорит он редко. Чаще пишет. И пишет именно так –
хорошо и интересно. Другое дело – о чем?
Начать читать эту книгу можно из патриотических
соображений. Но только начать… На одном патриотизме и самый
сознательный читатель больше трех глав не продержится. Здесь другой
случай: книга увлекает с первых же страниц. Хотя развитие событий,
исход сражения и его последствия вроде бы известны, но когда читаешь
роман, кажется, что все еще может измениться, повернуться как угодно,
что вот сейчас…
Не ожидая чудес от исторического романа,
сталкиваешься с чудом художественной литературы. Когда воображение
писателя делает тебя участником событий, а напряженность повествования
не отпускает до конца романа.
Дагестанская литература пополнилась
масштабным во всех смыслах произведением, соединившим в себе
историческую правду, ее художественное осмысление и увлекательное
изложение «материала». Возможно, как многие поколения читателей о
Бородине и Аустерлице больше узнавали из «Войны и мира», чем из
учебника, так об Ахульго будут узнавать из одноименного романа.
Можно
по-разному относиться к «общественной значимости» художественного
слова, особенно после 70 лет примата идеологии над литературными
достоинствами, но «Ахульго» - это одна из самых впечатляющих попыток с
помощью современного языка и мастерского владения различными
литературными приемами подвигнуть дагестанца к новому пониманию истории
свой родины. И, видимо, для издателя (ИД «Эпоха») эта задача была
важнее всех остальных. Но…
- Вы писали роман не по вдохновению, а по заказу?
-
Получается так. Но за такие заказы могу лишь сказать спасибо. Если бы
мне это было неинтересно, я бы не взялся. А я всю жизнь, так или иначе,
изучал историю Кавказа и ощущал необходимость восполнить некий пробел.
Ведь в литературе это переломное историческое событие не было
достаточно отражено. Всегда оставалось ощущение, что в широком
общественном сознании грандиозное значение битвы на Ахульго не
закреплено, да и не осмыслено в должной мере… Хотя именно Ахульго со
всей очевидностью обнажило суть кавказской драмы: это была не война
горцев с русскими, и не война Дагестана с Россией, а борьба свободных
людей за свое человеческое достоинство. Об этом давно надо было писать
и говорить громко. И еще искренне, честно. Если объективно и
художественно убедительно писать даже о самых сложных моментах истории,
- это не разделяет, а только сближает народы. Ибо становится совершенно
ясно, что у генералов были свои интересы, а у простых людей совсем
другие.
- Но о Кавказской войне уже столько написано!
-
Историки пишут научные труды, выходят очень серьезные исследования,
только этого, видимо, недостаточно, если потомки так мало знают о
событиях, которые происходили не так давно. И на их земле. Почти не
знают причин, обстоятельств, имен героев, самого пафоса той борьбы.
Ведь свобода, воля – была для горцев естественным и
единственно-возможным состоянием. Они ее и отстаивали до последнего,
как до этого боролись с Тимуром, с Надир-шахом. А в это время лучшие и
самые прогрессивные люди в России боролись за отмену крепостного права.
И не последним фактором ее отмены послужила именно Кавказская война.
Российское общество, даже бывшие декабристы, столкнулось на Кавказе с
иным понимаем свободы личности, и стало очевидно, что свободные люди
лучше рабов. Именно после Ахульго кавказская тема «зазвучала», Кавказ
стали изучать и описывать, к нему стали приглядываться с интересом,
хотя и не без пристрастия. И все потому, что хотели понять: кто эти
люди и за что они так отчаянно сражаются? И к политической фигуре
Шамиля отношение изменилось кардинально. В истории все так тесно
переплетено, так интересно взаимосвязано…
- Так чего же вы ждали, почему не написали роман раньше?
-
Я не брался за эту тему, потому что понимал, насколько это ответственно
и сложно. Знал, что тут надо выкладываться по-максимуму. И что судить
будут по гамбургскому счету.
- Но все-таки вы взялись!
-
Не секрет, что идея написания романа принадлежит учредителю «Эпохи»
Гамзату Магомедовичу Гамзатову. Он высказал ее, не адресуясь ни к кому
конкретно. А незабвенный Гаджи Абашилов, считавший, что осуществление
замысла мне по плечу, уверил в этом и меня, и Гамзатова. За такое
доверие я им благодарен. А уже взявшись за эту тему, я написал роман
практически за полгода. Обычно за такой срок я пьесу пишу. В целом,
получилось меньше года вместе с работой в архивах. Разговор с
Гамзатовым состоялся в августе 2007, а в августе 2008 мы уже держали в
руках свежеотпечатанный экземпляр книги. Но когда ставишь большую
задачу, Всевышний помогает. Наверное, сказался и профессиональный опыт,
и желание создать роман, который не забудут. Я писал по 12 часов в
день, полностью погрузился в эпоху, буквально жил жизнью своих героев.
Работа увлекала так, что забывал обо всем остальном, а руки болели от
клавиатуры. Ведь даже просто набрать такой объем текста за этот срок –
физически тяжело. Но литература – это своего рода магия, всякое
случается. Однажды я долго писал пьесу, а за два дня до окончания
конкурса мне сказали, что получу только диплом. Тогда я за полтора дня
написал новую – и получил первую премию. А в качестве бонуса еще
съездил в Индию и Непал.
- Работа с документами заняла много времени? Роман «Ахульго» ведь в первую очередь исторический…
-
Немало. Я долго работал в различных архивах, от военного до
дипломатического. Кстати, в официальных документах я очень редко
сталкивался с непочтительным мнением в адрес горцев, достойных
противников ценили и уважали. Но, возвращаясь к документам, должен
заметить, что архивные материалы мало что дают. Даже те находки,
которые могли бы сойти за своего рода исторические открытия. Меня
всегда интересовало большее - то, что кроется ЗА документами. То есть
переплетение судеб и истории, конфликт сокровенных желаний и служебного
долга. А в критические моменты истории личности раскрываются особенно
ярко.
- И как вы узнали, как именно они раскрывались? Или пришлось все придумать?
-
Далеко не все. Мне важно было познакомиться с мемуарами, дневниками,
письмами очевидцев и участников событий, чтоб вдохнуть жизнь в
исторические факты, чтобы раскрыть их читателю как бы изнутри, с самых
разных точек зрения. И, конечно, через личности. История буквально
прошита трагическими судьбами конкретных людей. «В полдневный жар в
долине Дагестана» - это Лермонтов написал после того, как офицер
Генерального штаба Шварц, который был тяжело ранен в ущелье между двумя
Ахульго, рассказал ему на Минеральных Водах и о сражении, и о своей
вылазке. Люди, их взаимоотношения, личностные устремления, мотивы,
страсти – вот что главное в романе! Это же литература! Я пытался
показать то, как события влияют на людей, и как люди своими поступками
меняют ход событий, ход истории в целом. Мне вот это интересно! Знать и
любить каждого своего персонажа, проследить эволюцию и логику развития
образов - это была сложная и захватывающе интересная задача. Героев-то
множество, сюжетных линий соответственно тоже: Шамиль, его жены и дети,
наибы, Хаджи-Мурад, простые горцы и горянки. А с другой стороны -
солдаты и офицеры, мальчик Ефимка... Что их толкало на подвиги? Ведь
они тоже вели себя героически. А еще в романе действуют император, его
двор и генералы, разведчики, маркитанты, Лиза, стремящаяся спасти
своего мужа-декабриста, безумный Аркадий, ищущий роковой встречи с
Шамилем, Траскин, наживающийся на войне, Милютин – адъютант Грабе,
который позже стал военным министром и получил награду за успехи в
отмене крепостного рабства, сам Генерал Граббе, который мне лично вовсе
не симпатичен, но в романе – это не статичная фигура, а живой человек.
-
Не в ущерб исторической правде? Любовные сюжеты в романе, посвященном
героической борьбе горцев… Вы не боялись, что вас обвинят в снижении
пафоса?
- Я ведь не научное исследование писал! Писатель должен
думать о читателе. И потом, «чтобы дошло, надо заострить», как говорил
Лев Толстой. А мне хотелось, чтобы дошло. Ведь дагестанцы сейчас идут
на Ахульго как на зиярат, помнят, что там погибло много людей, чтят их
память, а что происходило конкретно – не все знают. Я был на Ахульго
ровно через 168 лет после тех событий. Август. Жара невыносимая. Пекло.
Не то, что воевать, просто двигаться было тяжело. А наши предки
выдержали в этих условиях почти 90-дневную осаду под артиллеристским
обстрелом.
- Если о Кавказской войне, которая кончилась менее
двухсот лет назад, мы знаем мало, то что говорить о нашествиях
Надир-шаха на Дагестан, которые вообще происходили с 1734 по 1741 годы,
да и еще было несколько попыток? Вы ведь уже над новым историческим
полотном работаете?
- Вы правы. О нашествии Надир-шаха на
Дагестан известно не очень много. Нет тут и такого количества
документов, письменных свидетельств, материальных памятников, как в
случае с Кавказской войной. Легенды и вымыслы о трех походах Надир-шаха
в Дагестан смешались с реальными фактами так тесно, что порой трудно
отделить одно от другого. А ведь это еще один ключевой, переломный
момент в истории дагестанской государственности. Именно в битве с
Надир-шахом впервые по-настоящему проявилось единение дагестанцев перед
угрозой полного уничтожения: они сплотились, осознав, что свобода общей
родины важней интересов отдельных ханств или обществ. Зачастую
обособленные дагестанские народы становились единым народом Дагестана.
Объединились и сокрушили огромную силу – армию, не знавшую поражений на
протяжении многих лет. А вот после Андалала Надир-шах не выиграл уже ни
одного сражения. Это великий подвиг дагестанского народа. Звучит
пафосно, но это тот случай, когда пафос уместен.
- В книге о нашествии Надир-шаха, наверное, придется обойтись без любовной линии?
-
Почему же? В новом романе она одна из основных. Чувства оживляют
историю. Назовите мне известный исторический роман или фильм, где бы не
было романтической канвы. «Война и мир» - сколько в нем любви!
Литература должна быть не только познавательной, но и увлекательной!
Батальные сцены – не самая интересная часть литературы. А
взаимоотношения людей всегда актуальны. Хотя реконструировать атмосферу
эпохи трехсотлетней давности значительно трудней, чем недавний 19-й
век. Характерная речь, одежда, вооружение, предметы быта, привычки
людей, уклад жизни – все это значительно отличается от современного,
хотя многое и сохранилось… Приходится изучать и сопоставлять множество
источников – от персидских хроник до последних изысканий отечественной
исторической науки, часто сталкиваться с противоречивыми сведениями. Но
постепенно из тьмы времен проступают яркие картины того, какими были
наши предки, как велась война, кем по сути был Надир-шах, как
противостояли ему горцы. В источниках сведения о военных действиях то и
дело перемежаются описаниями того, как, добравшись до места битвы,
«мирозавоеватель» раскинул шатер и наслаждался вином, музыкой и
плясками наложниц. Он был так уверен в своей непобедимости, что даже на
Турчидаг гарем привез. И, тем не менее, это был выдающийся полководец и
государственный деятель, подчинивший себе огромную территорию от Ирана
до Индии. Вернее, он был таковым, когда освобождал Иран от захватчиков,
и перестал им быть, когда сделался захватчиком сам. И в ореоле славы,
после разгрома армии Великих моголов, споткнулся о Дагестан. Массовый
героизм сплоченных горцев, их патриотизм и свободолюбие стали для
Надир-шаха неодолимой преградой. Немаловажно и то, что разгром полчищ
агрессора в Дагестане не позволил Надир-шаху двинуться дальше, на
Россию, которая была одной из его главных целей.
- Когда вы планируете закончить новый роман?
- Издатель не ставит мне сроков. Ни в этот раз, ни в случае с «Ахульго». Работаю!
- Вы дагестанский писатель?
-
И дагестанский, и российский. Лермонтов разве шотландский поэт? А
Пушкин – эфиопский? Я пишу много, и не только о Дагестане. Профессия
требует разнообразия. Скоро выходит сборник моих пьес. Многие из них
поставлены и в дагестанских, и в московских, и в других российских
театрах.
- Как вы для себя решаете извечный вопрос: писатель и
власть? Писатель в России, он уже не больше, чем писатель? Разве он не
должен быть в оппозиции?
- Я всю жизнь в оппозиции – к самому
себе. И меня это занимает сильнее, чем что-то другое. Всегда кажется,
что нужно больше сделать для нашего народа, для литературы, искусства.
Меня нельзя обвинить в конъюнктурщине. Важно не только что, но и как
написано. 25 лет назад я написал пьесу «Шамиль». Тогда, когда само имя
имама было под полуофициальным запретом. Ценуру это так удивило, что
пьеса была издана в Москве, а позже я получил за нее премию Ленинского
комсомола. И более 10 лет пьеса шла на сцене Дагестанского русского
театра. А еще, в 80-х годах, я написал с виду конъюнктурную пьесу «На
БАМ, к сыну». Но пьеса была не о стройке века, а о горце, который едет
спасать сына. И главную роль прекрасно исполнил Армен Джигарханян. Да
так исполнил, что благодарные письма приходили мешками. Так что главное
для меня – творчество, то, что всегда влечет своей таинственной
красотой, придавая жизни особый смысл и очарование.
|
|
|
